Пишет
Тихие радости зла:
Не ушибся, сынок?
![](http://ws-na.amazon-adsystem.com/widgets/q?_encoding=UTF8&ASIN=1101902752&Format=_SL250_&ID=AsinImage&MarketPlace=US&ServiceVersion=20070822&WS=1&tag=)
A Mother’s Reckoning: Living in the Aftermath of Tragedy
Спустя пятнадцать лет после школьного расстрела в Колумбине мать одного из убийц-самоубийц написала внезапно хорошую книгу. Казалось бы, основная интрига более чем известна: жила абсолютно нормальная на вид семья, пока семнадцатилетний сын с дружком не пришли в школу с обрезами и не убили тринадцать человек, ранив еще 23, а потом покончили с собой – что тут можно написать за пределами нездоровых сенсаций. А здорово читается, потому что в основе лежат невыдуманные авторские вопросы: как получилось, что нормальный, хороший мальчик стал массовым убийцей и покончил с собой? как родители могли не замечать, что с ним происходит, и считать его вполне хорошим мальчиком?
У книжки мамы монстра 9 шансов из 10 оказаться или жалкой, или скучной, или отвратительной в попытках переложить вину на кого-нибудь другого, или отречением от этого несчастного, ужасного ребенка, или просто плевком в душу родителей убитых детей. Ничего этого нет, Сью последовательно и твердо говорит об одном:
читать дальше
она всегда будет любить Дилана, скорбеть по нему, беречь его память
вина Дилана и Эрика перед жертвами трагедии однозначна и неизбывна, ее ничем нельзя смягчить, никакими объяснениями
тем не менее, ее ребенок – тоже жертва этой трагедии, а они – родители, потерявшие ребенка
Дилан не был чудовищем, его семья была нормальной семьей
поиск причин не является попыткой обелить преступников, а только способом предотвратить трагедии
И самый главный – самый болезненный тезис книги состоит в том, что такие вещи случаются не с выродками, у которых на лбу все написано, а такими же людьми, как все мы. Это какой-то Лавкрафт в переложении: под тонкой пленкой привычного, нормального мира клубится первобытная тьма. Я понимаю, что Сью, при всей ее риторике признания вины и ответственности, пристрастный свидетель: когда весь мир видит в дневниках Дилана весьма открыто прописанное кровавое безумие, она считывает там тоску, одиночество, стремление к любви – и много-много сердечек. Тем не менее, они правда нормальные люди. После расстрела жизнь семьи разбирали под микроскопом – против Клеболдов было подано тридцать шесть судебных исков, следствие шло годами, прямо во время расстрела, когда оглушенные Том и Сью стояли во дворе, их дом вычистила полиция, забрав все, что могло быть уликами – если бы с виду обычная семья действительно хранила бы какие-то мрачные тайны, их бы обнаружили.
Да, Дилан и Эрик за год до расстрела взломали фургон и украли дорогое оборудование. Их мгновенно поймали, Дилан сразу сознался, и подростки даже не попали в криминальную систему, а прошли через программу реабилитации, откуда их отпустили с самыми похвальным отзывами. Раньше срока! Потом оба подростка проходили психотерапию, родители пристально мониторили их жизнь, обыскивали комнаты, и не заметили ничего.
Вот это особенно поразительно. Только после расстрела Клеболды узнали о хоумпейдже Эрика с призывами к насилию, о том, что сетевой ник их прекрасного мальчика был VoDKa, и Дилан основательно пил. В школе обоих травили популярные ученики, особенно всем запомнился случай, когда задорные спортсмены окружили этих двоих, обливали кетчупом и обзывали педиками. Кто-то прыгал на капоте старого БМВ Кевина, специально, чтобы испортить машину. Колумбина оказалась довольно гадким местом, впрочем, не уникальным.
Сью пишет, что люди начали приходить к ней со своими историями, как подростки успешно скрывали от родителей ужасные вещи. Одну ее знакомую, которой Сью восхищалась как удивительно гармоничным и счастливым человеком, оказалось, страшно травили в школе, и апофеозом этой травли было изнасилование капитаном футбольной команды в школьной же раздевалке, после которого травля еще усилилась. Родители не знали ничего. Другие рассказывали об аналогичных вещах – раннем алкоголизме, издевательствах, глубоких депрессиях. Кто-то говорил, что сам бы всех перестрелял и застрелился с наслаждением.
Вот и Дилан был вполне в пределах нормы по поведению: шутил, веселился, за неделю до расстрела выезжал со своей девушкой на выпускной бал, все, как положено: смокинг, лимузин. Это самое удивительное: для Дилана Колумбина должна была закончиться совсем скоро, буквально через пару недель! И он уже был принят в колледж. То есть, как бы там в школе погано не было, все, считай уже на свободе.
Пока читала, думала, что же делать с подростками, чтобы защитить их от себя же. Потому что правда, полно откровенно плохих вещей, которые легко скрыть даже от внимательных родителей. Сью предлагает пристальней обыскивать комнаты, просматривать личные компьютеры и трясти-трясти-трясти, если видишь, что ребенок становится каким-то странноватым. Ее другие знакомые после всего этого урока так натрясли из дочери очередную страшненькую историю, которая произошла прямо у них под носом. Но я не знаю, конечно, как правильно. Обыскивать – вряд ли, дети не идиоты, они только поступают по-идиотски. Упорно выяснять причины, по которым ребеночек вдруг стал мрачен – наверное, да, но, скажем, я была угрюмым подростком и ненавидела школу, при том, что я очень хорошо училась, у меня было много поклонников, нормально все шло.
С другой стороны – ну как нормально. В мае последнего школьного года подросток из нашего класса шагнул из окна (к счастью, это было окно третьего этажа, поэтому кончилось все только переломом позвоночника и годами реабилитации). Тогда мне казалось, что покушение на самоубийство – проявление слабости и, главное, нечего было так плохо пробный экзамен по математике сдавать. Не то чтобы я это произносила вслух, но мое и общее мнение было примерно таким. Теперь, уже почти двадцать лет спустя, я понимаю, что была тихая травля, пусть даже без обливания кетчупом, был нездоровый школьный коллектив. Возможно, герой этой истории с наслаждением бы выстрелил в наши довольные пятерочные рожи. Кроме того, в классе открыто и изощренно терзали другого ученика. А еще мальчики как-то собрались и так избили физрука, что на уроки он смог ходить только через месяц, и лицо у него почти перестало шевелиться из-за шрамов. При этом, я училась в очень хорошей математической школе, и мы не были избалованными золотыми детьми. Я не вспоминала об этом всем много лет, и только мысль “а у нас ничего подобного не было” внезапно подняла затертые картинки.
Я думаю, что главная и единственная защита, которую могут привить родители подростку – это видение перспективы. Школа не навсегда. Отрочество не навсегда, нужно только дотянуть до совершеннолетия, и можно будет делать, что хочешь: будут вокруг люди, которых сам выбираешь, будут деньги, билеты на любой самолет и любой образ жизни. Видимо, с детства нужно показывать временную перспективу вперед и назад – через игры, отсчитывание дат на календарях, составление линеек времени, сравнения хронологий, планирование. Как в еврейском анекдоте, держать над кроватью табличку “это временно”. Потому что обыски комнат – нууу эээээ, они в своих непонятных телефонных приложениях успеют наоткалывать номеров, пока в них разберешься.
В книге меня поразило много деталей, о которых я не знала. Самое главное – это какая-то необычайно богатая и развитая культура сочувствия в США: подруга Дилана сделала альбом с фотографиями Дилана и хорошими, добрыми воспоминаниями о нем и подарила его родителям. Учительница принесла Сью новогоднюю елку из бумаги и игрушки-оригами, которые Дилан когда-то сделал для нее в подарок, пришла, рассказала, что помнит о мальчике. Друзья и соседи вышли к окнам Клеболдов с транспарантом “Мы вас любим. Вы хорошие люди” – в тот период, когда вокруг дома толпились репортеры со всей страны. Это даже не говоря о традиционной домашней еде, которую приносят людям после трагедии, чтобы они могли хорошо поесть, когда им не до походов в супермаркет и готовки. Клеболдам отправляли чеки (которые, как утверждает Сью, они никогда не обналичивали). Со всей страны предлагали помощь самого разного рода. Знакомые и коллеги отказывались давать комментарии прессе, один репортер с недоумением спрашивал у секретаря: почему никто не хочет рассказывать о Клеболдах?! – потому что они хорошие люди, – ответила она. Было и плохое – угрозы, оскорбления, постоянные вопросы “кем надо быть, чтобы не заметить в собственном ребенке такое?”, обвинения в плохом родительстве. Душераздирающий эпизод, когда в память о жертвах трагедии поставили пятнадцать крестов и посадили пятнадцать деревьев, а потом отец одного из погибших уничтожил два креста и кто-то срубил два дерева.
Даже поведение полиции поражает: через какое-то время всем родителям устроили встречу в библиотеке, где закончился расстрел, чтобы они увидели место гибели своих детей. Клеболдам дали зайти отдельно. А вот еще эпизод: вечером в день расстрела семье все еще запрещали заходить в их дом, все отели, мотели и ночлежки в округе были забиты прессой – и вот их выпустили из участка, и они сидели на пустом паркинге, не зная, куда именно им идти, чтобы не навлечь на дом, который их примет, волну репортеров. Спрятались у дальних знакомых, прожили у них месяц.
Нам трудно себе представить уровень прессинга, под которым жили Клеболды после Колумбины. Первые лет пять они были муравьями, которых выжигают лупой, пристальное внимание общественности не ослабевало, подогреваемое новыми поворотами судебных дел. Плюс крошечный городок, в котором чуть ли не каждая семья оказалась затронута трагедией: кого не убили и не ранили, тот тоже не уцелел, шок был слишком велик. Эндрю Соломон брал у Клеболдов обстоятельное интервью для своей книги о не таких детях “Далеко от яблони” и спрашивал: почему вы не уехали, оставив это все позади? Они ответили, что под программу защиты сведетелей им не попасть, а так – в любом месте их быстро опознают как тех самых монстров, и все начнется по новой и еще хуже.
Сью предстает в своей работе нехвастливо-героической женщиной. Она всю жизнь вела дневники, и после Колумбины письменные практики были ее основной терапией. Через десять лет после расстрела она написала эссе I Will Never Know Why, через почти уже двадцать – эту книгу. Сейчас Сью активист движения за предотвращение суицидов. Каждый раз, когда она представляется перед началом доклада, у людей отвисают челюсти, но она все равно продолжает работу, надеясь, что сможет кому-то помочь.
Писать книжку Сью помогал Эндрю Соломон, автор “Далеко от яблони”, которую я считаю одним из самых потрясающих нон-фикшинов, которые только есть на свете. Соломон написал к книге Сью большое предисловие, и он же поддерживал ее работу – читал рукописи, давал советы. Возможно, поэтому книга получилась такая мастеровитая, там и композиция интересная, и своя целостность есть. Не поделочка.
Я рада, что эта книжка стала бестселлером NYTimes. Ее правда действительно почитать родителям, ну и пусть Сью заработает немного денег, суды выжали Клеболдов досуха. Поскольку издание свежее, русского перевода еще нет, но я бы рекомендовала сделать заметку на будущее, кто не читает на английском.
отсюда
URL записиНе свое | Не Бест? Пришли лучше!
+100500
Как бороться с такими делами, как травля? Я не знаю. Первое, что напрашивается - налаживать контакт с детьми, чтоб они не стыдились обращаться к родителям за помощью.
А родителям уже решать все пр-взрослому. Потому, что ребенок, которого травят, не может помочь себе сам - и тем более сделать э о адекватно.
Он будет терпеть, а потом его или сломает, или сорвет.
Меня саму доставали в школе - до тех пор, пока у меня не начало рвать крышу и я не стала слетать с катушек по малейшему поводу. После нескольких эпичных срывов меня оставили в покое - и я только чудом никого в процессе не грохнула и не изувечила.
А я, кажется, знаю. Насколько часто встречается травля, изгои в рабочих коллективах? В ВУЗах? Да даже в гимназиях, где ученики не с первого класса, и куда они попадают со всего города по отбору? Тоже бывает, но очень сильно реже, прям-таки в сотни раз, не боюсь преувеличить. А все потому, что и в институте, и на работе люди со всего города, области, страны, и в первую очередь они друг для друга коллеги. И цели у них не тусить, в отличие от школоты. Они пришли в контору свою бабло зарабатывать. А в институты - получать специальность. К школе же я у единиц вижу правильное отношение - как к ПЕРСОНАЛЬНОМУ месту получения знаний. Одноклассники - лишь фон, будут нравиться - хорошо, нет - аипох. Вот с таким настроем надо в школу идти, а не тусить и общаться. И только тогда не будет травли. Сейчас в каждом утюге шипит "толерантность", но это так двулично со стороны тех, кто в школе кого-то травил (а травит, получается, весь класс, одни активно, другие - пассивно, не вставая на защиту, чтобы тоже не прилетело). Может быть, начать уже в детях воспитывать РЕАЛЬНУЮ толерантность? Когда человек не такой, как ты, ну и пусть! Когда взаимодействуешь с одноклассниками в первую очередь по делу, а личное отношение в местах, для этого не предназначенных, держишь при себе. Проблема нашей школы - в том, что дети варятся в одном котле с детсада, а родители при такой вот угребищной организации учебного процесса ничего не делают для формирования верного отношения к учебе. Сначала по соседскому принципу в садик, потому - в школу, вне школы те же рожи. Вот и не формируется нужного отношения к учебе, стерта граница между школой и жизнью, и этому только потворствуют родители. И получается, что дети идут на урок продолжать общение, начатое вчера вечером на лавке у подъезда, а не учиться. Само собой, что при таком подходе дети кучкуются, кучки конфликтуют, кто-то против кого-то дружит. Только вот методы, которыми я бы предлагала с этим бороться, стопудов воспримут в штыки. Я считаю, что дети не должны учиться возле дома вообще совсем. Чтобы разделяли двор и школу, чтобы было как можно больше РАЗНОГО общения везде вокруг них. Разновозрастного, из своего же двора, из кружков, потом в школе с одногодками. Тогда, если в школе общение не складывается, а на кружках и во дворе все отлично - ребенок не чувствует себя изгоем, он может сравнить и подумать: "ага, у меня есть друзья, значит, со мной все в порядке, а не в порядке - с коллективом, где докапываются". Вообще, наличие друзей вне школы сильно помогает даже при нынешней идиотской схеме организации получения образования. И еще сразу бы уклон, чтобы цель детей была не просто "отсидеть 11 лет", а в первую очередь выучить, например, несколько языков. Тогда травля сменится просто игнором, при наличии целей помимо тусовки травля не так привлекает, и это лучший вариант в данном случае.
Как пример, я никогда не сталкивалась с травлей в музыкальной школе, где по специальности занятия индивидуальные, на ансамбле - со своим и смежными классами, а на теории и хоре вообще смешанный коллектив с разных инструментов, и все дети разного возраста и живут в разных районах. А вот в обычных школах это все за милую душу.
У меня есть знакомая - ангел, а не человек, я её узнала уже взрослой, так вот она, будучи в ПЕРВОМ классе, была так достАна одноклассником, что в состоянии аффекта подняла его за ворот рубашки над полом (у неё до сих пор как в замедленной съёмке летящие вокруг пуговицы от его рубашки перед глазами). С того дня тихоню и заучку никто ни словом, ни буквой, ни пальцем...
Её ответ: это дети такие, родителей вклад мизЕрный.
О... это песня... Вспоминаю родную английскую школу.
У нашей классной была установка: ребёнок из неполной семьи - неполноценная личность. И с эту моральную уродку мы вынуждены были терпеть с 4 по 10 класс.
моя мама многие годы вспоминает произошедшую с ней историю. На какой-то праздник к ней подошла ее ученица 5-6 лет (мама в музыкалке работает) и подарила hand-made открытку. Мама ей "спасибо, деточка. какая ты умница". А девочка ей:"учителей жалеть же надо, они убогие". Неужели кто-то говорить будет, что родители тут не при чем? и в принципе уже не важно, что сам ребенок не понимает, что говорит сейчас, и никогда не вспомнит, почему он так думает, потом.
Может, родителям просто стоит начать быть более сознательными при выборе мест социальной адаптации? Стоит начать интересоваться, в какой среде будет социализироваться их ребенок? Придти на пару уроков, понаблюдать в сторонке за поведением детей на перемене? Поговорить с классным руководителем? Вызвать, наконец, ребенка на откровенный разговор? Открыться ребенку самому? Признать свои ошибки и самому попросить помощи?
Брр. У меня одноклассницы некоторые до сих пор классуху называют "мама валя". Рукалицо. А я до сих пор вспоминаю, как представляла себя ассасином, херак так - и "маме вале" хана. Это, конечно, плохо, и все такое, но это было, чо.
Пойду наверное к себе этот тезис развивать, а то не поймут. Но в некоторых случаях (ловлю тапки, в большинстве) я согласна.
время должно быть организовано. вот и все. родители, школа, внеклассные секции - в идеале все должны в этом участвовать и страховать друг друга. если родители не умеют / не хотят, то в школе. если школа совсем отстранилась за своими "иными задачами", то кто-то еще. и именно так и надо ставить вопрос на государственном уровне. потому что не будут иначе выполняться задачи по формированию перспективного поколения со всеми вытекающими)
да, на рабочих местах не так часто травят, зато интригуют) но природа этого явления в том же - в наличии неорганизованного времени, которое некоторые обожают использовать для весьма своеобразных развлечений.
и ведь полно уже придумано разнообразных тренингов, где и коллектив учат быть сплоченнее, и каждому индивидууму дают минуту славы. ну и исподтишка по-новому дают взглянуть на себя и на других, и что такое хорошо и что такое плохо) а также разобраться с целями и средствами их достижения.
пс. лично я была закрытым ребенком и не делилась с родителями своими проблемами в школе. и я им была благодарна, что они не лезли в мои дела. в принципе я получала от них любую помощь, за которой обращалась. помочь с одноклассниками я конечно не просила)) потому что ничего бы они со школой не сделали. школа была одной из лучших. учителя - отличные. директриса за порядком следила строжайше. класс - лучший, по успеваемости. каждый по отдельности - душа человек. все вместе - стая. центровых глубоко презираю до сих пор. а школу закончила с медалью.
пс. пс. по моим воспоминаниям, на уроках "любимых" учителей никто травлей не занимался. но этот дар конечно не всем дан.
Ну и зачем? Я терпеть это не могу, например, и довольно большое количество людей со мной согласится. Я на работу работать хожу и деньги зарабатывать, а не дружить и сплачиваться. С кем захочу - буду дружить в нерабочее время.
Может кому интересным покажется их опыт борьбы с насилием в школе. Сын-семиклассник третий год подряд состоит в организации, которая создана из учеников школы. Такая есть в каждой школе. Они звено в отношениях ученик-учитель. Иногда ребенку с ребенком проще поговорить и пожаловаться на дискриминацию, иногда школьник лучше учителя знает атмосферу в школе и более информирован о конфликтах.
Я представляю, что было бы с моим сыном, выполняй он такую функцию на его прежней родине. Да его бы самого задискриминировали после такого: "стукач" и "учительский подхалим" были бы самыми мягкими из оскорблений. А здесь уважаемая должность, ученики его сами выбирают, соглашаясь, что в будущем именно он может к ним подойти и надавить авторитетом. На курсах его учили разговаривать как с изгоями, как им помогать влиться в коллектив, так и с агрессорами, пытаясь понять, чего они такие злые и как объяснять, что так делать не надо.
Думаю, оно совсем немного работает, но по словам сына все же работает.
Нам повезло со школой, нет серьезных конфликтов. Насколько я знаю, что примерно в возрасте сына есть лишь два хулигана, которые ведут себя как "серьезные парни с понятиями". Не учатся, задирать любят и разговаривают на понтах. И к ним не относятся серьезно, они скорее комичные персонажи для остальных. Конечно, конфликтовать не лезут с ними, себе дороже, но и не делают из них лидеров. Они не престижны.
Больше всего жалко сестру подростка, которую теперь будут травить, и хорошо, если дело не дойдёт до изнасилования, и его родителей.
Вот когда классы будут человек по 10, тогда можно говорить о налаживании контакта с каждым учеником. А пока надо смириться, что максимум, что может сделать учитель - это держать дисциплину на своём уроке. А с серьёзными проблемами, если ребёнка травят - надо идти к завучу, директору, потому что учитель всё равно ничего сделать не может. Увы.
Фуууу... Мерзость и лицемерие эти тренинги.
на уроках "любимых" учителей никто травлей не занимался
А на уроках этим никто и не занимается. Кроме некоторых учителей.
Луань-няо, Браво!
И ещё учесть надо, что зарплаты таковы, что закончив на одной работе, учитель несётся на вторую (и третью). А ночами заполняет никому не нужные бумаги.
А дети так себя ведут, если их не научили вести себя иначе.
Ну не знааааю... У нас в институте ребятки со всей страны отжигали мама не горюй, не в каждой школе такое увидишь. Да и рабочие коллективы бывают, мягко говоря, разными. Можно всем этим заниматься без отрыва от получения специальности и заколачивания бабла.
Зря что ли слово буллинг придумали? Я про него не в контексте школы узнала. Этот детский сад если в зародыше не пресекать — на всю жизнь. Вылазит при первой же возможности.
И классы, в которых не травят, тоже бывают. Хотя, положа руку на сердце, и было бы кого.
Так что школа воспитывает. Это неизбежно. Просто потому, что в ней человек кучу времени проводит. Закладываются какие-то нормы. Может это зависит от того, какие учителя сами по себе люди. Не у всех есть возможность собирать деток в кабинетике для душеспасительных бесед, но и без этого что-то как-то происходит естественным образом.