[Diary best]

Пишет  Они знают!!!:

И завершает наш вечер ещё одна история от Бледной немочи:


Особенных детей любят только мамы. Я помню, как она сажала меня к себе на колени и обнимала, ласково приговаривая: «Ты моя хорошая, ты моя принцесса…»

Она умерла, когда мне было пять лет. Как сейчас слышу шепот соседей: «Такая молодая! Рак, да, рак… Сожрал ее буквально за месяц. Она так мучилась, бедная женщина. Хорошо хоть не долго». И я усердно воображала нечто огромное, уродливое и зубастое с клешнями, что приходило к нам в дом среди ночи, заползало в спальню к родителям и глодало маму, вытаскивая из нее внутренности по кусочкам. «Придет серенький волчок и укусит за бочок», — пела мне она. Это потому, что мама спала с краю. Точно. Смешно, но лет до десяти я считала именно так. А потом внезапно прозрела. В тот самый день, когда папа привел в дом милую женщину с усталым взглядом и сообщил, что теперь она будет моей новой мамой. Ну, она и раскрыла мне глаза. Именно от нее я узнала, что у меня дурные гены, толстая задница, прыщавая морда и куриные мозги. Короче, я не такая, как все. Поэтому я, наверное, особо и не возражала, когда меня отдали в интернат для «особенных детей». Именно там мне стало совершенно и абсолютно понятно, что особенных детей никто не любит. Даже они сами. Как можно себя любить, если ты умственно отсталая жирная уродина?

На мой четырнадцатый день рождения папа решил сделать мне подарок и отправил на все лето в оздоровительный лагерь. Понятно ведь, что особенный ребенок дурно повлияет на новорожденного братика и отравит атмосферу в доме одним своим присутствием. Я только клацнула зубами, поблагодарила и поехала оздоравливаться.

Соседки по комнате невзлюбили меня сразу же. Я приняла данный факт к сведению и смирилась с неизбежным. Хотя завязанные узлом простыни, мокрая подушка, спрятанный мобильник, обстрел хлебными катышками за обедом, вымазанные зубной пастой очки и постоянные подначки вызывали удивление и даже некоторое раздражение. Хотя имела ли я право раздражаться? Я? Раздражаться? Смешно, да. «Порываева, а, Порываева! Сопли подбери, даун!» — бросала мне в спину Грызликова и томно закатывала голубые с поволокой глаза, всем своим видом показывая, что терпит меня рядом только благодаря природной чуткости и деликатности натуры. Девчонки сбивались в тесную стайку и хихикали, крутя пальцем у виска. Я вытирала слезы и молча соскребала жвачку с футболки.

***

— А сегодня у нас состоится конкурс на лучший рисунок!

Вожатая прямо-таки светилась энтузиазмом и улыбкой.

— Вы будете украшать ваши комнаты! Можете нарисовать на стенах все, что угодно! Все, что только пожелает ваша фантазия!

Мне досталась банка коричневой краски. Грызликова с подружками рьяно взялись за работу. На стене активно расцветали розы и пионы, колосилась стройная пшеница, зрели наливные яблоки, светило ясное солнышко и плыли бодрые облака. Коричневого цвета тонкий замысел художниц в сей пасторали почему-то не предусматривал. Я тупо рассматривала небольшой кусок серой стены за дверью, что милостиво выделила мне Грызликова. Больше всего на свете мне хотелось шмякнуть идиотскую банку о стену и лечь на кровать, свернувшись калачиком.

Два часа спустя все было кончено. Конкурсная комиссия стояла перед моим рисунком в гробовом молчании. Только шепот и хихиканье грызликовцев слегка оживляли атмосферу.

— Э-э-э… Маша… — вожатая сглотнула. — Это что?.. Кто?..

— А это ее воображаемый друг, — прыснула Грызликова и захохотала, изящно откидывая за спину белокурые волосы. Окружающие тактично заулыбались и отошли к соседней стене восхищаться птичками и цветочками.

Ночью я смотрела на темное пятно за дверью. Мне казалось, что оно разрастается и набухает, вспучиваясь буграми. Шевелит щупальцами и разевает огромную слюнявую пасть, из которой разит гнилью и гноем. Я зажмурилась и натянула одеяло повыше.

На следующий день я стащила девять гвоздей из планерной мастерской и аккуратно вбила их кирпичом в стену за дверью. Теперь в каждом щупальце торчало по гвоздю. И в самом центре коричнево-бурой мазни — чтоб наверняка.

***

— Внимание, внимание! — Грызликова стояла на скамейке возле волейбольной площадки, задрав руку с зажатым в ней телефоном. — Только один день! Аттракцион невиданной щедрости! Одна фотка — сто рублей! Налетай — подешевело! Скандалы, интриги, расследования! Порываева и ее семейники в желтый горошек! Порываева и ее воображаемый друг! Порываева и ее воображаемые сиськи! Только сегодня и только у нас!

Ржущая толпа вокруг нее с жадностью всматривалась в экраны своих мобильников.

— Не, не — ты гляди! У нее еще и целлюлит!

Вариант провалиться сквозь землю отпал сразу. Поэтому я просто сбежала. Недалеко, правда. До кровати.

Папа отказался забрать меня домой.

Я спрятала голову под подушку и глухо, с подвываниями рыдала. Потом долго смотрела на себя в маленькое зеркальце: покрасневший кончик носа картошкой, опухшие глаза-щелочки, обвисшие бульдожьи щеки, плавно переходящие в шею минуя стадию подбородка. Ощупала складки на животе. Расчесала жидкие жирные волосы. Я почти не обращала внимания на переглядывающихся девчонок. Они, прикрывая рты ладошками, шушукались и хихикали, косясь в мою сторону. Кажется, у меня внутри все онемело. Как местная анестезия — царапаешь, царапаешь до крови, а не больно ничуточки. Хоть по почкам бей, хоть кувалдой по голове. И чувства все словно отрубило: они где-то там, а я где-то здесь.

***

Я лежала в темноте и слушала ровное дыхание соседок по комнате.

Это раньше мне казалось, что я инопланетянка, а потом внезапно поняла, что просто дура, и все сразу встало на свои места.

Я опустила босые ноги на холодный пол. Интересно, если он сожрал маму за месяц — сколько ему потребуется на меня? А на всех остальных?

Я осторожно приблизилась к стене и пошарила, нащупывая гвоздь. Он не поддавался. Я ломала ногти и царапала пальцы, выковыривая его из осыпающейся штукатурки стены, помогая себе пилочкой для ногтей. Наконец гвоздь выпал, с дробным перестуком прокатившись по гладкому линолеуму.

Он же ведь вырос — столько времени прошло? Он стал огромным. Настолько, что на него потребовалось извести целую банку отличной коричневой краски.

Я возвращалась к кровати, прислушиваясь к шороху за спиной. Стук падающих на пол гвоздей, как ледяные капли по темечку. Два… три… Пусть это будет больно. И долго. Семь… восемь… девять… все…

Мне было почти не страшно. Просто холодно.

Это сладкое слово — свобода.

Я легла в кровать и накрылась одеялом с головой, стараясь дышать ровно и тихо. До конца смены оставалось две недели.

автор -  Astreya777

Свое | Не Бест? Пришли лучше!

Вопрос: Happy Halloween?

1. Да!		138	(100%)
Всего:		138

@темы: Свое

Comments

[heresy]

жуть.

[Аймэ]

Девочку жалко

[Diary best]

heresy, согласен.
Аюмэ, да. ( узнаваемая девочка, в каждом, наверное, классе есть такая.

[karolinaLem]

Господи< как страшно.....

[Diary best]

karolinaLem, >__<

[Имэй]

Напомнило Кэрри Стивена Кинга.

[magfini]

эмм, не поняла, ее чудище сожрало или ее соседок по комнате или все умерли?

[НекРомантик]

magfini, еще нет, но скоро все умрут

[[Инуяша]]

интересная история. тока зря автор ей умственную отсталость приписал. это портит всю реалистичность рассказа.

[Инуяша], да не, она обычная, страшненькая только, только этим от других и отличается.
А про умственную отсталость - это просто её родители под таким предлогом сбагрили в детский дом (школу для умственно отсталых с проживанием), может она и не очень умная, но не болеет ничем таким, да. Замкнутая, неуверенная, неумеющая давать отпор, приписать такой умственную отсталость довольно легко.
У нас в городе такая школа была (и кажется есть), так вот там умственно отсталых меньше половины, просто избавляются от своих детишек родители.

[Убийца матрешек]

да, концовка как-то не очень

[[Инуяша]]

Индрик-зверь, про то, что она нормальная, охотно верю, но надо ж было это читателю показать.
а вот в интернат для олигофренов, наполовину состоящий из нормальных детей, верится слабо. он стопудово из параллельного мира

[Джудас]

[Инуяша], про это есть великолепная книга Мириам Петросян "Дом, в котором..." Такое ощущение, что история про эту девочку - кусочек того, "Домовского" мира. Книгу очень-очень рекомендую.

Пробегая мимо поделюсь к окружающими информацией о том, что я как-то работала с несколькими нормальными, но запущенными детьми, которых родители-алкоголики перевели в школу седьмого (а одну и восьмого) типа под давлением учителей. Запущенные стремные дети никому не нужны. Так что в этом смысле история вполне реалистична.

[[Инуяша]]

Маремьяна Ю., а комиссию эти дети на каком основании _не_ проходили? спутать зпр с запущенностью еще куда ни шло, а с умственной отсталостью точно не спутаешь.

[Мю.]

Меня умилило наличие мобильника, а также сам факт того, что его вообще вернули.

[Джудас]

К вопросу о том, как такие дети попадают в интернаты для инвалидов

Цитата из книги

Я помню, как сидел тут однажды, тоже под дождем, но более сильным. Лестница была черной и блестела, а по колясочному скату бежали ручьи. Я сидел и о чем-то думал. А может, дремал. Не помню. Дождь, солнце, ветер… Все это дает силу. Я сидел и ждал, пока она пропитает меня насквозь, до прозрачности. Напитавшись, решил вернуться. Но не поехал сразу наверх, сначала прокатился по первому.

Вот тогда-то на первом, в коридоре, я их и увидел. Они стояли рядышком. Толстая, огнедышащая женщина — настоящий вулкан. Красное пальто, черная шляпа, сумка из кожи крокодила. Губы как рана. Щеки как колбаса. Серьги — слезы. Она топталась в лужице, что натекла с ее обуви, и злилась. Рядом стоял мужчина. Бледный и рыхлый, как мучной червяк. Губы бантиком, нос пятачком. Очки в черепаховой оправе. Бедная черепаха! Бедный крокодил! Не хотел бы я очутиться на их месте.

С ними была еще девчонка лет четырнадцати. Худая, белобрысая, с красными глазками альбиноски. Тоже в красном пальто. И парень лет десяти. Копия папы. Явный любимчик. Свиные глазки, отцовский пятачок и рот вишенкой. Пальто в красно-синюю клетку. Опять же. Слишком много красного было в этой семейке.

А рядом, прислонившись к стене, стоял Красный Дракон. Единственный по-настоящему красный в этой компании. Потому что красный цвет коварен. Его можно носить и мазать на лицо до одурения, делаясь только серее. Красный — цвет убийц, колдунов и клоунов. Я его люблю, хотя не всегда.

Я — Табаки, клеющий клички с первого взгляда. Крестный для многих и многих. В каждом из рождений — сказитель, шут и хранитель времени. Я всегда отличу дракона от человека. Драконы не плохие. Они просто другие. Не увидь я его в окружении семьи, может, и не разгадал бы сразу. А так было легко.

Он был тонкий, весь в веснушках. В старой, потрепанной куртке, в штопаном домашнем свитере, в джинсах с потертыми коленками. Глаза его были, как целый мир. Как заброшенная планета. Руки с длинными, тонкими пальцами. Обкусанные до крови заусеницы.

Я посмотрел на руки остальных. Сосисочно-короткопалые. С кольцами, врезающимися в мясо. Руки были большие и маленькие, но у всех одинаковые. Один он был среди них чужой крови. Руки его были другими, глаза — другими, тело — другим. Один он носил старую одежду, привыкшую к нему и принявшую его очертания.

Я ему улыбнулся. Мне мало кто так нравился с первого взгляда. Он попробовал улыбнуться в ответ. Чуть-чуть, уголком рта.

Потом появился Акула. Женщина обрадованно затараторила и двинулась ему навстречу, оставляя за собой грязный след. Мужчина шагал следом. Младшего мальчишку он держал за руку. Любимчики умеют теряться. И попадать в неприятности. Это, можно сказать, их врожденный талант. Девчонка, расчесывая прыщ на щеке, искоса поглядывала на красного. Каково ему? Он стоял молча. Строгий и тихий.

Акула, демонстрируя все имеющиеся у него в наличии зубы, пригласил их в свой кабинет. Они вошли гуськом. Все, кроме него. Как только дверь захлопнулась, я, не стесняясь его присутствия, подъехал к ней, вытащил затычку, которую разрешается использовать только в крайних случаях, и стал смотреть. Мне всегда интересны родители, особенно такие.

Женщина рыдала. Хрумкая в платок, подтирая им помаду, слизывая сопли с губ и хватаясь за лицо. Плотоядно. Жизнеутверждающе. Мужчина стеснялся и потел. В пальто ему было жарко. Дети щипались. Акула кивал.

— У нас в доме ад! Вы понимаете — ад! — восклицала женщина, не переставая всхлипывать.

Акула кивал. Да, он понимает. Он и сам живет практически в аду, но нельзя ли ближе к делу?

— Он убивает нас, — объяснила женщина. — Медленно. Изо дня в день. Он мучает нас и терзает. Он — убийца! Садист!

— А по виду не скажешь, — вежливо усомнился Акула.

Тетку в красном пальто это заявление ввергло в истерику.

— Конечно! — завизжала она. — Конечно! А почему, вы думаете, мы его сюда привезли! Потому что нам никто не верит! Никто!

Акула на своем веку навидался всякого, но тут проняло даже его.

— Мы не принимаем подростков с преступными наклонностями, — сказал он сурово. — У нас здесь не исправительная колония.

— Он не преступник, — вмешался мужчина. — Вы не так поняли.

— Понимаете… — женщина, сообразив, что перегнула палку, перешла на доверительный шепот, — он все всегда знает. Про всех. Это ужасно. Он из этих… — она поморщилась, подыскивая слово.

— Эрудит? — заинтересованно подсказал Акула.

— Если бы! Хуже, намного хуже! В его присутствии может произойти что угодно. Вещи появляются ниоткуда. Аппаратура портится. Телевизоры… Один, потом второй. Кот сошел с ума! Бедное животное не вынесло!

Акула заскучал. Он не любил психов. По его лицу было видно, что он уже не слушал, что ему там плетут про котов.

— Вы уверены? — только и спросил он, когда женщина иссякла. Чисто из вежливости.

— Еще бы! Кто угодно был бы уверен, окажись он на моем месте!

И она разразилась списком доказательств, в котором главное место занимали ее младшие детки — эти маленькие пираньи, которые «никому не дадут солгать».

— Скажите дяде, правду ли говорит мама?

Правдолюбцы, пинавшие и щипавшие друг друга у нее за спиной, ненадолго прервали это занятие и закивали.

— А еще за ним везде бродят лысые, — доложил мальчишка. — Совсем сумасшедшие. Писают у нас в подъезде и так и будут приходить, пока мы его не уберем. Или пока нас не выселят.

Акула изумленно вытаращился, но переспрашивать не стал. Должно быть, младший сын в своей любви к правде немного перешел границы, потому что мамочка отвесила ему шлепок, и он замолчал.

— Мы приличные люди, знаете ли! Выдумывать не станем, — сообщила она. — У меня в семье никаких таких отклонений не было.

Мужчина виновато съежился. Вероятно, у него в семье отклонения были.

— Мы водили его к специалистам, — женщина приложила платок к уголку глаза. — А он делал вид, что с ним все в порядке. И выставлял нас дураками. Один раз нам даже порекомендовали лечиться самим! Это было так унизительно! Что я пережила!

Хрум, шмыг, хлюп…

Акула почесал в затылке.

— Не знаю, чем мы можем помочь. Здесь интернат для детей-инвалидов. Думаю, вам лучше обратиться…

— У него эпилепсия с десяти лет, — перебила женщина. — Невыносимое зрелище. Совершенно невыносимое. Это вам не подойдет?

— Поймите, это совсем другая область.

Дальше я слушать не стал. И так все было ясно. Дирекция выкачает деньги на благотворительность и примет новенького. В Доме полно здоровых, у которых в бумагах значатся страшные вещи. И таких, у кого записано не то, что есть на самом деле. Это было совсем не интересно. Красный все еще стоял у стены. Теперь я понял, почему он такой особенный. Я подкатил к нему.

— Просись в четвертую. У нас нет телевизоров, и никогда не было. А кошки приходят только зимой, и даже если ты сведешь с ума парочку, никто не станет скандалить. Понимаешь?

Он смотрел не моргая. Ответа я не дождался. Решив, что сделал все, что мог, я кивнул ему и отъехал. Потом обернулся — он не смотрел мне вслед. Он думал.

[Инуяша], При старании можно все. Особенно если ребенок плохо реагирует на чужих взрослых. Например, его все уже успели _очень_ обидеть и он поэтому просто молчит или еще и убежать пытается. а родитель и учителя в один голос говорят все, что им угодно, а тесты получаются хреновые, потому что ребенок не хочет их выполнять. Спорить не буду - это запредельно глупое поведение для ребенка, но это запредельно глупое поведение ребенка, которого все предали, даже взрослые в таких ситуациях делают глупости. Ну и ошибка системы - по хорошему не должен проходить комиссию ребенок в таком состоянии, но случается и так, что всем пофиг.

и еще один пример

А еще ребенка можно убедить симулировать. Или он по своим причинам может хотеть туда попасть, что тоже очень глупо, но стратегическое мышление опять же не является сильной стороной детей. Вот недавно мы с ужасными страданиями трудоустраивали одну мою воспитанницу, которая еще классе в пятом всех обманула, умница этакая, и ушла в школу восьмого вида вслед за подругой, у которой действительно была умственная отсталость, потому что та была совсем слабенькая и бестолковая и боялась что ее будут бить. Нормальное решение - защитить свою больную подругу, которая об этом просит. Но с ужасными последствиями, потому что из школы седьмого вида вернуться можно, а из восьмого практически нельзя, поэтому когда подруга умерла (по причинам не связанным с помещением в школу) девочке пришлось остаться. К сожалению, мы с ней поздно познакомились и помочь в переводе я ей уже не успевала, поэтому пришлось работать с чем есть. Ситуация понятная со стороны ребенка, но комиссия на то и нужна, чтобы такого не допускать. Но допустила. Человеческий фактор.

[Инуяша]

про то, что она нормальная, охотно верю, но надо ж было это читателю показать

ну как бы из текста я это и понял, значит показала?

а вот в интернат для олигофренов, наполовину состоящий из нормальных детей, верится слабо. он стопудово из параллельного мира

да не, глубинка на планете Земля, в России