Искатель @сокровищ
Пишет Лайано:
Нет, не понимаю почему мою работу по спецкурсу "искусство и нравтсвенность" ругают.
По-моему, я гениальна.
почитать (многа букав!)Джо Данте был классный дядька.
Он трудился на Роджера Кормана, делал для него трейлеры к фильмам. А Корман снимал и продюсировал по сто фильмов за год, все были трэшак просто невыносимый
А непонятно же, как делать трейлеры к такой параше, но вот если их ваще не делать -- никто фильм смотреть не пойдет.
И что придумал Джо Данте. он спер из какого-то фильма кадр, в котором взрывается вертолет и стал пихать его ваще во все трейлеры подряд. типа лезут пришельцы из воды в резиновых костюмах — бабах!, взрывается вертолет! Идут динозавры из пенопласта и папье-маше — бабах!, взрывается вертолет! Где-то на Марсе бродят астронавты, собирают камни какие-то и прочую хрень -- бабах! взрывается вертолет!
Зрители обалдевали и шли посмотреть фильм, чтоб понять, откуда там ваще вертолет.
(с) bash.org.ru
Рано или поздно многие деятели искусства - а я говорю и о режиссерах, и о писателях, и даже о художниках с фотографами — оказывают на месте этого Джо Данте. На руках посредственных сценарий, плохонькие актеры, спецэффекты на коленке нарисованные... а надо как-то извернуться, чтобы «пипл схавал». И тут на помощь безрукому графоману приходит он — вертолет! Вертолетом в данном случае будет запретное, эдакое в замочную скважину школьной женской раздевалки подсмотренное. И это работает: не дают концепт, ну хоть на сиськи посмотрим.
Что входит запретное? Да почти все, что мы в обычной жизни, не нарисованной осуждаем и видеть не хотим. Приятно вам, если к темном парке дядька подойдет, плащ распахнет — а под ним ничего? Неприятно. Неприятно, когда у кого-то кишки наружу торчат, да даже на зубы выбитые смотреть — удовольствие сомнительное. С наркоманами и алкоголиками подзаборными тоже как-то стараемся не сталкиваться.
Но как только вся эта гадость становится нарисованной, ненастоящей — она получает право на другую оценку, почетное звание «художественного приема», например.
Психологи утверждают, что у детишек в подростковом периоде возникает желание делать все назло. И скажи ребеночку, что пить и курить плохо — он из вредности пачку беломора скурит, канистру спирта выхлебает и будет гордиться собой до пенсии. Так вот, господа психологи ошибаются: маленькие детишки вырастают в больших теть и дядь, а желание делать все назло остается. Не принято в обществе матом ругаться, а я все равно выругаюсь, только сделаю вид, что я это не от невоспитанности, а по очень важному концептуальному делу, да еще слово придумаю умное «перформанс», например, или «маргинал» или «нонконформист». Так постепенно все обруганное и не одобренное превращается в «андеграунд», «широкий взгляд» и «отсутствие всяких комплексов», а все, кто до этого смотрели правильное кино про мир, дружбу и плюшевых зайцев — ханжи, снобы, консерваторы.
Когда-то «приличные люди», не теряя надежды на лучшее, пытаются понять, как так: кино есть, а смысла нету. Или почему голая баба в объектив глаза выпучила — а никто «фу!» не кричит и помидорами не кидается. И, как в тестах Роршаха, не может человек поверить, что это просто черная клякса не белом фоне, и начинает высасывать смысл из пальца. В крайнем случае, всегда можно сказать, что это пощечина общественному вкусу, эксперимент со зрителем или вовсе идеологическая борьба за права порнозвезд и сантехников.
В защиту секса и насилия, хочется все-таки добавить, что, копая глубже, рано или поздно мы столкнемся с невозможностью полностью исключить «нехорошие» сцены из кино. В качестве живого примера, «Реквием по мечте» - посмотри, зритель, какая гангрена. Это не к тому, чтобы ты попкорном подавился, а чтобы запомнил хорошенько, что бывает. если колоться героином в антисанитарных условиях. Зритель в нужной степени ужасается и переходит на более легкие наркотики.
Какую смысловую нагрузку несет отдельно взятая «запретная» сцена?
Сразу выделим из общей массы кино, которое по цели своей является отвратительным и негуманным, и на звание «дома высокой культуры быта» не претендует. Снимаем фильм про проституток — уж извините, секса будет много, так что несовершеннолетним беременным монахиням просьба не беспокоиться. Пишет Гийота в своем «Эдеме» про грязные задницы и штаны, которые от спермы выжимать можно — пусть пишет. Наше право не читать.
Только если присмотреться повнимательнее, в тени, гуськом за принципиальными творцами безобразного, тихой сапой примазались штамповщики мелкого бытового трэша. Про Рю Мураками я тактично промолчу, его почему-то иногда хвалят, но вот мимо Ирвина Уэлша пройти просто невозможно. Какой восторг вызывали его опусы об экстази и сношениях с овцой, когда я была в девятом классе, и мне казалось ужасно взрослым такое чтиво — такое же отвращения сейчас вызывает отсутствие какого-либо смысла, стиль однонолапой курицы и, что немаловажно, ужасные переводы «рыжей серии про альтернативу». Неполный список произведений: «Экстази», «Порно», «На игле», «Дерьмо», «Клей». Полное содержание: экзстази, порно и клей. Дерьмо.
И ведь написал бы что-нибудь интересное, чего мы в брошюрках про здоровый образ жизни не видели! Паланику вон весь мир благодарен за рецепт взрывчатки из апельсинового сока и кошачьего дерьма, а Уэлш нас чем порадует? Ничем он нас не порадует, не надейтесь. Каждый, имея в запасе две руки и одну печатную машинку, может быть Уэлшем. Достаточно прикинуть, что у нас детям не показывают — и все это смешать в дикой пропорции: секс, наркотики насилие — 1:1:1.
«Мускулистый негр, нервно втягивая носом остатки кокаина, размашисто имел бледную тощую героинщицу, поскальзываясь на лужах блевотины». Нет, это Рю Мураками. По Уэлшу будет так: «Мы смеялись и ели разноцветные таблетки, потому что экстази — это очень классно! Наевшись до отвала, изнасиловали арбуз, проковыряв в нем сорок четыре дырки».
Запомните, дети, самая классная книга про пиписьки — это анатомический атлас. Ничего нового наука еще не изобрела. Купив один раз учебник по биологии, можно сэкономить кучу денег на остальной порнографии. А один ознакомительный визит в наркологический диспансер раз и навсегда перечеркнет всю романтичность героинщиков.
Ну, на вкус и цвет, как известно, все фломастеры разные. Так что трэше-графоманов пусть Небесная Канцелярия оштрафует, а мы вернемся ближе к теме — к «запретным» добавкам в продукты массового употребления.
Все это ужасно напоминает невинные шалости Тайлера Дёрдена из «БК», когда он вставлял в мультики незаметным 25м кадром что-нибудь порнографическое и наблюдал за реакцией маленьких зрителей. Только здесь огромный фаллос торчит на самом видном месте, а зритель добровольно на это дело пялится. Ну а что ему, бедняге, остается?
Попытаюсь конкретизировать.
В моем личном топе не к месту эротических маньяков лидирует Сергей Лукьяненко, который, в свободное от фантастики время, мимикрирует под авторов романов для одиноких бухгалтерш.
Современные дети «Камасутру» чуть ли не в начальной школе проходят. а когда я была маленькая, интернет еще не изобрели, а из книжек закладки «самые горячие девочки!» не вываливались. И каково было мое удивление, когда посреди увлекательных приключений светлого дозорного Городецкого и вампира Кости я встретила следующее:
Он опустился, его правая ладонь нырнула мне под спину, сжала между лопатками, левая рука скользнула по груди, какой-то миг он смотрел мне в глаза — будто сомневаясь, колеблясь, словно не испытывая того же жгучего желания близости, что и я. Я невольно выгнулась навстречу его телу, ощутила бедрами его возбуждение, качнулась — и лишь тогда он вошел в меня.
Как я его хотела...
Всем известно, что пейзажи надо воровать у Тургенева. Тогда, по аналогии, сцены подобного содержания хорошо бы воровать из «Анжелики», дабы не позориться.
Что сподвигло Сергея Лукьяненко на написание этой ахинеи? Личная неудовлетворенность или уверенность в том, что голых женщин мало не бывает? О первом варианте даже думать страшно, потому что в какой-то другой его книжке, где тоже космолеты бороздили просторы Большого театра, ни к селу, ни к городу, выросла сцена плотского вождления взрослой тетки, наблюдающей за принимающим душ маленьким мальчиком. Побойтесь читателей, уважаемый Сергей Васильевич, они ведь могут плохое подумать!
Вообще, по моим наблюдениям, излишней подробностью эротических сцен грешат многие мужчины-фантасты. Как пойдут писать про маленькие «груди» и впалые животики — на танке не остановишь. Бежит героическая бой-баба мир спасать, мечом машет, латами гремит — ан нет, и тут найдут, за что зацепиться! Вот и спасай мир в таких условиях — когда основное твое достижение — это задница, расписанная на три страницы.
Страшно книжки читать. А как выйдет завтра новая редакция «Властелина колец» с подробным описанием семейной жизни Арагорна с Арвен — что мы будем своим детям на ночь читать?
Ладно, подумаешь попа голая! Эка невидаль! Вернемся к наркотикам.
Когда окрываешь товарища Пелевина - про тщетность бытия почитать, а вместо этого там на протяжении нескольких страниц главную героиню за хвост тянут и сексом занимают в состоянии наркотической обдолбанности — хочется плюнуть и возопить: «Выпустите наконец цензурную версию для тех, кому про наркотики и водку неинтересно!». Станут книжки Пелевина глупее, если убрать из них хомяков-кокаинщиков и эротические мухоморы? Нет, не станут. Но резко отвалится аудитория половозрелых подростков, которым только это и надо было.
Ощущение, что в какой-то момент цензуру формально отменили — и все так обрадовались, так обрадовались — все никак не остановятся. Здравый смысл. видать, тоже отменили законодательно отдельным подпунктом.
А ведь если провести мысленный эксперимент: вычеркнуть несимпатичные сцены или хотя бы описать их с меньшей дотошностью — получится совсем другое произведение! В фильме «Догвиль» тоже сцен сексуального насилия хватает, но почему-то не возникает ощущение, что это в фильме главное и основное. Это вообще большое искусство — как показать нечто запретное или неприятное, чтобы оно не перетягивало на себя все внимание, а воспринималось как данность, наряду с остальными поворотами сюжета. Но тут голову включить надо, а зачем нам голова, когда на свете столько замечательных рефлексов?
И вот тут-то на горизонте и замаячило самое печальное: навесив кучу мишуры и помпонов, Автор лишает зрителя возможности раскопать в этом варварском великолепии хоть какие-то остатки разумного и прекрасного. Я вот убивать готова тех, кто мою стряпню кетчупом поливает — я, значит, старалась, мариновала-перчила-солила, а ты кетчупом, да?! А тут у нас литературный кетчуп, и живописный майонез и, не к ночи будь помянута, кинематографическая горчица. «А хлеба можно совсем не давать» (с)
Получается нелепо: изначально я оцениваю кино по принципу «нравится — не нравится». Если нравится -досматриваю, если нет — ухожу на середине. А тут не нравится не может, потому что «запретное» всем интересно, а выделить из общей массы тоже невозможно, потому что включился рефлекс, как у Собаки Павлова, а с рефлексом не поспоришь. И была там где-то большая чистая любовь, или не было — зритель не вспомнит, зато в подробностях опишет, какого размера глаза у Памеллы Андерсон.
Цель, казалось бы, достигнута! Смотрят, обсуждают. Только завтра никто не вспомнит, что это было, а пойдет за новой жвачкой и дозой адреналина для сонного мозга. А послезавтра за еще одной. И тянется это унылое полотно и тянется, и нет ему ни конца, ни края. И каждый следующий еще примитивнее, еще бездарнее — чтобы хоть это оценили. Оценят как прием у невропатолога. Врач тебя по коленке молоточком стук! коленка дерг! результат налицо. Только кому такой результат нужен — вот что для меня загадка. Когда надоест наконец «человеку разумному» этот разгул похабщины и пойдет он оправдывать свое гордое название? Овцу клонировали, а до такой простой мысли еще не докопались.
Пора писать диссертацию на тему: «Кошка — царь природы». Она от Уэлша угол отгрызла, Сартром закусила — и спит. Ни на что не претендует.
По-моему, я гениальна.
почитать (многа букав!)Джо Данте был классный дядька.
Он трудился на Роджера Кормана, делал для него трейлеры к фильмам. А Корман снимал и продюсировал по сто фильмов за год, все были трэшак просто невыносимый
А непонятно же, как делать трейлеры к такой параше, но вот если их ваще не делать -- никто фильм смотреть не пойдет.
И что придумал Джо Данте. он спер из какого-то фильма кадр, в котором взрывается вертолет и стал пихать его ваще во все трейлеры подряд. типа лезут пришельцы из воды в резиновых костюмах — бабах!, взрывается вертолет! Идут динозавры из пенопласта и папье-маше — бабах!, взрывается вертолет! Где-то на Марсе бродят астронавты, собирают камни какие-то и прочую хрень -- бабах! взрывается вертолет!
Зрители обалдевали и шли посмотреть фильм, чтоб понять, откуда там ваще вертолет.
(с) bash.org.ru
Рано или поздно многие деятели искусства - а я говорю и о режиссерах, и о писателях, и даже о художниках с фотографами — оказывают на месте этого Джо Данте. На руках посредственных сценарий, плохонькие актеры, спецэффекты на коленке нарисованные... а надо как-то извернуться, чтобы «пипл схавал». И тут на помощь безрукому графоману приходит он — вертолет! Вертолетом в данном случае будет запретное, эдакое в замочную скважину школьной женской раздевалки подсмотренное. И это работает: не дают концепт, ну хоть на сиськи посмотрим.
Что входит запретное? Да почти все, что мы в обычной жизни, не нарисованной осуждаем и видеть не хотим. Приятно вам, если к темном парке дядька подойдет, плащ распахнет — а под ним ничего? Неприятно. Неприятно, когда у кого-то кишки наружу торчат, да даже на зубы выбитые смотреть — удовольствие сомнительное. С наркоманами и алкоголиками подзаборными тоже как-то стараемся не сталкиваться.
Но как только вся эта гадость становится нарисованной, ненастоящей — она получает право на другую оценку, почетное звание «художественного приема», например.
Психологи утверждают, что у детишек в подростковом периоде возникает желание делать все назло. И скажи ребеночку, что пить и курить плохо — он из вредности пачку беломора скурит, канистру спирта выхлебает и будет гордиться собой до пенсии. Так вот, господа психологи ошибаются: маленькие детишки вырастают в больших теть и дядь, а желание делать все назло остается. Не принято в обществе матом ругаться, а я все равно выругаюсь, только сделаю вид, что я это не от невоспитанности, а по очень важному концептуальному делу, да еще слово придумаю умное «перформанс», например, или «маргинал» или «нонконформист». Так постепенно все обруганное и не одобренное превращается в «андеграунд», «широкий взгляд» и «отсутствие всяких комплексов», а все, кто до этого смотрели правильное кино про мир, дружбу и плюшевых зайцев — ханжи, снобы, консерваторы.
Когда-то «приличные люди», не теряя надежды на лучшее, пытаются понять, как так: кино есть, а смысла нету. Или почему голая баба в объектив глаза выпучила — а никто «фу!» не кричит и помидорами не кидается. И, как в тестах Роршаха, не может человек поверить, что это просто черная клякса не белом фоне, и начинает высасывать смысл из пальца. В крайнем случае, всегда можно сказать, что это пощечина общественному вкусу, эксперимент со зрителем или вовсе идеологическая борьба за права порнозвезд и сантехников.
В защиту секса и насилия, хочется все-таки добавить, что, копая глубже, рано или поздно мы столкнемся с невозможностью полностью исключить «нехорошие» сцены из кино. В качестве живого примера, «Реквием по мечте» - посмотри, зритель, какая гангрена. Это не к тому, чтобы ты попкорном подавился, а чтобы запомнил хорошенько, что бывает. если колоться героином в антисанитарных условиях. Зритель в нужной степени ужасается и переходит на более легкие наркотики.
Какую смысловую нагрузку несет отдельно взятая «запретная» сцена?
Сразу выделим из общей массы кино, которое по цели своей является отвратительным и негуманным, и на звание «дома высокой культуры быта» не претендует. Снимаем фильм про проституток — уж извините, секса будет много, так что несовершеннолетним беременным монахиням просьба не беспокоиться. Пишет Гийота в своем «Эдеме» про грязные задницы и штаны, которые от спермы выжимать можно — пусть пишет. Наше право не читать.
Только если присмотреться повнимательнее, в тени, гуськом за принципиальными творцами безобразного, тихой сапой примазались штамповщики мелкого бытового трэша. Про Рю Мураками я тактично промолчу, его почему-то иногда хвалят, но вот мимо Ирвина Уэлша пройти просто невозможно. Какой восторг вызывали его опусы об экстази и сношениях с овцой, когда я была в девятом классе, и мне казалось ужасно взрослым такое чтиво — такое же отвращения сейчас вызывает отсутствие какого-либо смысла, стиль однонолапой курицы и, что немаловажно, ужасные переводы «рыжей серии про альтернативу». Неполный список произведений: «Экстази», «Порно», «На игле», «Дерьмо», «Клей». Полное содержание: экзстази, порно и клей. Дерьмо.
И ведь написал бы что-нибудь интересное, чего мы в брошюрках про здоровый образ жизни не видели! Паланику вон весь мир благодарен за рецепт взрывчатки из апельсинового сока и кошачьего дерьма, а Уэлш нас чем порадует? Ничем он нас не порадует, не надейтесь. Каждый, имея в запасе две руки и одну печатную машинку, может быть Уэлшем. Достаточно прикинуть, что у нас детям не показывают — и все это смешать в дикой пропорции: секс, наркотики насилие — 1:1:1.
«Мускулистый негр, нервно втягивая носом остатки кокаина, размашисто имел бледную тощую героинщицу, поскальзываясь на лужах блевотины». Нет, это Рю Мураками. По Уэлшу будет так: «Мы смеялись и ели разноцветные таблетки, потому что экстази — это очень классно! Наевшись до отвала, изнасиловали арбуз, проковыряв в нем сорок четыре дырки».
Запомните, дети, самая классная книга про пиписьки — это анатомический атлас. Ничего нового наука еще не изобрела. Купив один раз учебник по биологии, можно сэкономить кучу денег на остальной порнографии. А один ознакомительный визит в наркологический диспансер раз и навсегда перечеркнет всю романтичность героинщиков.
Ну, на вкус и цвет, как известно, все фломастеры разные. Так что трэше-графоманов пусть Небесная Канцелярия оштрафует, а мы вернемся ближе к теме — к «запретным» добавкам в продукты массового употребления.
Все это ужасно напоминает невинные шалости Тайлера Дёрдена из «БК», когда он вставлял в мультики незаметным 25м кадром что-нибудь порнографическое и наблюдал за реакцией маленьких зрителей. Только здесь огромный фаллос торчит на самом видном месте, а зритель добровольно на это дело пялится. Ну а что ему, бедняге, остается?
Попытаюсь конкретизировать.
В моем личном топе не к месту эротических маньяков лидирует Сергей Лукьяненко, который, в свободное от фантастики время, мимикрирует под авторов романов для одиноких бухгалтерш.
Современные дети «Камасутру» чуть ли не в начальной школе проходят. а когда я была маленькая, интернет еще не изобрели, а из книжек закладки «самые горячие девочки!» не вываливались. И каково было мое удивление, когда посреди увлекательных приключений светлого дозорного Городецкого и вампира Кости я встретила следующее:
Он опустился, его правая ладонь нырнула мне под спину, сжала между лопатками, левая рука скользнула по груди, какой-то миг он смотрел мне в глаза — будто сомневаясь, колеблясь, словно не испытывая того же жгучего желания близости, что и я. Я невольно выгнулась навстречу его телу, ощутила бедрами его возбуждение, качнулась — и лишь тогда он вошел в меня.
Как я его хотела...
Всем известно, что пейзажи надо воровать у Тургенева. Тогда, по аналогии, сцены подобного содержания хорошо бы воровать из «Анжелики», дабы не позориться.
Что сподвигло Сергея Лукьяненко на написание этой ахинеи? Личная неудовлетворенность или уверенность в том, что голых женщин мало не бывает? О первом варианте даже думать страшно, потому что в какой-то другой его книжке, где тоже космолеты бороздили просторы Большого театра, ни к селу, ни к городу, выросла сцена плотского вождления взрослой тетки, наблюдающей за принимающим душ маленьким мальчиком. Побойтесь читателей, уважаемый Сергей Васильевич, они ведь могут плохое подумать!
Вообще, по моим наблюдениям, излишней подробностью эротических сцен грешат многие мужчины-фантасты. Как пойдут писать про маленькие «груди» и впалые животики — на танке не остановишь. Бежит героическая бой-баба мир спасать, мечом машет, латами гремит — ан нет, и тут найдут, за что зацепиться! Вот и спасай мир в таких условиях — когда основное твое достижение — это задница, расписанная на три страницы.
Страшно книжки читать. А как выйдет завтра новая редакция «Властелина колец» с подробным описанием семейной жизни Арагорна с Арвен — что мы будем своим детям на ночь читать?
Ладно, подумаешь попа голая! Эка невидаль! Вернемся к наркотикам.
Когда окрываешь товарища Пелевина - про тщетность бытия почитать, а вместо этого там на протяжении нескольких страниц главную героиню за хвост тянут и сексом занимают в состоянии наркотической обдолбанности — хочется плюнуть и возопить: «Выпустите наконец цензурную версию для тех, кому про наркотики и водку неинтересно!». Станут книжки Пелевина глупее, если убрать из них хомяков-кокаинщиков и эротические мухоморы? Нет, не станут. Но резко отвалится аудитория половозрелых подростков, которым только это и надо было.
Ощущение, что в какой-то момент цензуру формально отменили — и все так обрадовались, так обрадовались — все никак не остановятся. Здравый смысл. видать, тоже отменили законодательно отдельным подпунктом.
А ведь если провести мысленный эксперимент: вычеркнуть несимпатичные сцены или хотя бы описать их с меньшей дотошностью — получится совсем другое произведение! В фильме «Догвиль» тоже сцен сексуального насилия хватает, но почему-то не возникает ощущение, что это в фильме главное и основное. Это вообще большое искусство — как показать нечто запретное или неприятное, чтобы оно не перетягивало на себя все внимание, а воспринималось как данность, наряду с остальными поворотами сюжета. Но тут голову включить надо, а зачем нам голова, когда на свете столько замечательных рефлексов?
И вот тут-то на горизонте и замаячило самое печальное: навесив кучу мишуры и помпонов, Автор лишает зрителя возможности раскопать в этом варварском великолепии хоть какие-то остатки разумного и прекрасного. Я вот убивать готова тех, кто мою стряпню кетчупом поливает — я, значит, старалась, мариновала-перчила-солила, а ты кетчупом, да?! А тут у нас литературный кетчуп, и живописный майонез и, не к ночи будь помянута, кинематографическая горчица. «А хлеба можно совсем не давать» (с)
Получается нелепо: изначально я оцениваю кино по принципу «нравится — не нравится». Если нравится -досматриваю, если нет — ухожу на середине. А тут не нравится не может, потому что «запретное» всем интересно, а выделить из общей массы тоже невозможно, потому что включился рефлекс, как у Собаки Павлова, а с рефлексом не поспоришь. И была там где-то большая чистая любовь, или не было — зритель не вспомнит, зато в подробностях опишет, какого размера глаза у Памеллы Андерсон.
Цель, казалось бы, достигнута! Смотрят, обсуждают. Только завтра никто не вспомнит, что это было, а пойдет за новой жвачкой и дозой адреналина для сонного мозга. А послезавтра за еще одной. И тянется это унылое полотно и тянется, и нет ему ни конца, ни края. И каждый следующий еще примитивнее, еще бездарнее — чтобы хоть это оценили. Оценят как прием у невропатолога. Врач тебя по коленке молоточком стук! коленка дерг! результат налицо. Только кому такой результат нужен — вот что для меня загадка. Когда надоест наконец «человеку разумному» этот разгул похабщины и пойдет он оправдывать свое гордое название? Овцу клонировали, а до такой простой мысли еще не докопались.
Пора писать диссертацию на тему: «Кошка — царь природы». Она от Уэлша угол отгрызла, Сартром закусила — и спит. Ни на что не претендует.
URL записи
Свое | Прислано по U-mail
Вопрос: Понравилось?
1. Да! | 34 | (100%) | |
Всего: | 34 |
@темы: Свое, Прислано по U-mail
Странно... ми перечитывала пару раз дозоры... но такого куска не помню.
Значит - что?
А это значит, что у каждого человека есть и должен быть индивидуальный фильтр, который позволяет сосредоточится на сути, а не на деталях.
А у меня вот от Лукьяненко не было ощущения, что его эта его дама-извращенка - главное и основное, а воспринималось как данность, наряду с остальными поворотами сюжета
Не бывает пошлых шуток, бывают пошлые уши?
Дневной дозор, Алиса уже приехала в лагерь и уже познакомилась с тем светлым. Ночью пошли на пляж купаться.
а.... вспомнила.
Ну как-то на описании процесса ми не зацикливалась )))