[the-best-of-thebest]

Пишет  N.G.J.:

Из воспоминаний учительницы детей кайзера (1915 г.)
Рождество в Потсдаме



Рождество никогда не приходит ко мне без воспоминаний о празднике, проведенном в императорском дворце, в Потсдаме.
Не в моих силах передать великолепие этого действа, но я всё же могу передать настроение Рождества, которое с радостью разделяет вся немецкая нация <…>; ей полон и дом крестьянина, и роскошные дворцовые празднования.

«Рождество приближается! Рождество приближается!» - снова и снова слышу я от своих юных подопечных. Ещё в старой записи за октябрь я вижу: «Фургоны, полные рождественских подарков, сейчас разгружают во дворце». Уже лишь этот факт помогает осознать масштабность подготовительных работ, и именно поэтому ожидание Рождества так рано начинало ощущаться во дворце.

Подарки принцев своим родителям, друг другу и иным различным лицам, о которых они должны были помнить, были большим поводом для споров и беспокойства.

Дети не имели практически никакого представления о стоимости денег, особенно младшие, предлагавшие самые нелепые подарки, которые совершенно не соответствовали их чрезвычайно маленькому личному кошельку. Я предполагаю, что это делалось для того, чтобы научить их оценке финансовых расходов.

Подражая взрослым мужчинам, они, как правило, предлагали в качестве подарков ювелирные изделия.

Принц Ауви(1) думал, что бриллиантовая диадема будет подходящим подарком для дамы. Я объяснила ему, что только очень богатые люди могут позволить себе такие дорогие подарки.

- Ну, тогда, - сказал он, - красиво будет подарить кольцо.

- Но кольца тоже ужасно дорогие, - сообщила я ему.

- О, я так не думаю. Я видел одно прекрасное в магазине на Тагернзее(2). Всего пять марок. Эмалированное. А что вы скажите об ожерелье?

Но даже потратить пять марок на персону было тогда чересчур для их скромных карманных доходов. Когда они становились старше, то лучше понимали это. Они должны были помнить о многих людях, и, я думаю, что недостаточный денежный резерв способствовал поощрению экономии принцев, которые были слишком щедры.

После многих обсуждений и советов старших, их подарки, как правило, делались своими руками: рамки для фотографий с выжиганием, маленькие картины, написанные к празднику и т.д. Эти, пусть и недорогие, подарки принимались с благодарностью и обещанием дорожить ими всегда, поскольку имели большую ценность, чем может казаться.


Кроме того, во дворец привозилось множество коробок с теплыми вещами, предназначенными для раздачи бедным. Многие из них передавались благотворителями или создавались по заказу на деньги императрицы. Она отправила много одежды обездоленным женщинам в тот год. Огромная, как амбар, комната в Новом Дворце была переделана в место хранения и сортировки этого множества даров. <…>

Однажды утром, в начале ноября, я была вызвана к Её Величеству, чтобы помочь в сортировке. Комната сразу поразила меня: это был настоящий склад повседневной одежды всех видов. Особой обязанностью, возложенной на меня, было разделение мужских и мальчишеских носков, и дальнейшее складывание их в пары. Моим помощником стал принц Ауви, который оказался свободным тем утром. Носков было так много, что нам понадобилось два часа, чтобы справиться с этим простым заданием.

Работа по сортировке заняла несколько недель, затем началось время покупки предметов для дальнейшего распространения в больницах, домах для бедных и приютах. Но это всего лишь один этап Рождества, так сказать, за пределами дворца, и очень отличающийся от той, другой фазы, в его пределах, о которой я ещё скажу.

Активный дух этой огромной работы, неутомимый одиночный труд на пределе возможности для помощи – сама императрица. Она была повсюду, проверяя свои длинные списки, наблюдая за всеми и всем. Ей нравилось быть главнокомандующей в таких благотворительных начинаниях. Вот почему императрица так любима среди своих бедняков, в больницах и бесчисленном количестве учреждений, где она работала, а не оставалась просто важной персоной.

Незадолго до Рождества, она лично распространяет эти подарки. Несколько раз моей привилегией было сопровождать её во время этих миссий, и я увидела её не как императрицу в великолепных одеждах, которой надо целовать руки, а как нежную любящую мать меж страждущих детей. Я помню тот детский дом с его безупречно чистыми досками, белоснежными кроватям, в которых лежали маленькие сироты с куклами в ручках. Как сейчас вижу алую фланель ночных рубашек <...>. Помню красивую гравюру «Добрый пастырь» на стене, и императрицу, державшую одно ребенка на руках, в то время как остальные держались за её юбку. Ничто не было сделано для эффекта, чувствовалось, что она была полна искренности и любви к малышам! Что с восторгом была принята каждая игрушка! Как шумели малыши, трубя и свистя, отдавшись своей детской радости!

После этого императрица, и её фрейлины, со столь же огромными усилиями работали над задачей подготовки Рождества при дворе. Начнём с того, что Её Величество имеет целый полк крестников, и понадобился огромный стол, чтобы разобрать посеребренные чашки и ложки для каждого из них. Затем следовало множество рядов книг, среди которых мне было предложено выбрать одну <…>, как подходящий подарок от императрицы. Здесь её великолепная память была огромнейшим преимуществом. Она пересматривала лист за листом, выбирая для каждого что-то особенное. «Это будет для маленькой Майи» или «Этот ребенок слишком взрослый для такого подарка», и так далее. Кроме того, она всегда бережно сохраняла прошлогодние списки, чтобы подарки не повторялись.

Затем шло приготовление подарков для многочисленной прислуги и, наконец, собственные подарки императрицы для других королевских семей, родственников, друзей и близких знакомых. Никто не может представить себе, что недели утомительной работы значили для неё всё: но она никогда не смотрела свысока на своих фрейлин, и все они должны были иметь личный контакт. Так, чтобы узнать чего особенного мы хотим на праздник, она попросила спальную горничную спросить нас об этом. <…>Я выбрала галстук-заколку, но Её Величество предложила мне брошь, поскольку знала, что мне не достаёт подобных вещей. Должна признаться, что нахожу это украшение не только самым красивым, но и наиболее полезным. Несколько лет спустя, я имела несчастье лишиться большинства своих украшений из-за того, что меня обезвредили хлороформом в моём же доме, пока я спала. Однако преступник почему-то не тронул маленькую алмазную брошь, и я сочла это добрым знаком.<…>

За несколько дней до Сочельника императрица в сопровождении нескольких своих детей и большинства фрейлин, идёт в Muschelsaal, чтобы украсить рождественские ели. Я не принимала никакого участия в этих украшениях, так как у меня были другие обязанности в течение этого времени. Я ходила с одной из фрейлин за рождественскими украшениями. Королевский экипаж стоял за углом, никто не должен был знать, откуда мы. Как же весело это было! <…> В другой год Её Величество, как и многие из придворных, заболела инфлюэнцей, и мне пришлось ходить по магазинам одной примерно шесть часов, так велико было количество нужных вещей. Даже лошади так сильно выдохлись, что для того, чтобы вернуться во дворец их пришлось сменить.

Я хорошо помню каждый эпизод первого Рождества, проведенного при дворе.

Утром я помогла одной даме распределять орехи, пирожные и яблоки для прислуги. Каждая дама делилась съестными украшениями, приготовленными для её дерева в своей гостиной с дворцовой прислугой. Я лично подготовила восемнадцать таких даров. Затем я была призвана в Голубой зал, где я увидела два длинных стола на шестьдесят персон. Меня попросили поставить три яблока, пряник, апельсин и три различных торта на каждое блюдо. Комната была переполнена различными подарками, которые, как я потом узнала, предназначались для августейшей четы и их детей. <…>

Вскоре после праздника слуг собрались все придворные дамы и господа. В зал вошла императрица, а за ней следовало шестеро сыновей (почти все в форме) и маленькая принцесса. Мальчики с фрейлинами и гувернёрами начинали петь праздничные гимны, я помню любимую всеми «Тихую ночь». После этого Её Величество лично раздавала подарки, а принцы помогали ей. Она находила ласковые слова для каждого, и лица слуг светились искренней благодарностью.

Процессия длилась около часа, после чего императрица и слуги уходили, унося с собой яблоки, апельсины, пирожные. По какой-то причине среди них не было кухонной прислуги, которая вообще никогда не показывалась.

В это время император инкогнито ходил по улицам Потсдама с несколькими придворными, проявляя хорошо известную своим подданным щедрость. Существует история, которую я узнала случайно, хорошо известная берлинцам, когда солдат, заснувший на своём посту, вместо ареста получил золотую монету в двадцать марок! (3) <…>

После вручения подарков я вернулась в свою комнату, и один из принцев принёс мне ветку омелы, которую императрица передала мне для того, чтобы я её носила.
«Мы все ещё раз соберемся вместе, когда папа вернётся», - добавил он, прыгая вверх-вниз сначала на одной ноге, а затем на другой, радостно предвкушая празднество.
У нас совсем не было времени, и вскоре мы были вызваны в кабинет кайзера, где вопреки обычному этикету нас ждала императорская семья. <…>

Комната была выполнена в темно-красных тонах: дорогие атласные занавески, кресла, диваны. Большая лампа на письменном столе освещала комнату малиновым цветом. Четыре старших сына встали вокруг отца, в то время как младшие дети были рядом с матерью. Они выглядели, как счастливая и дружная семья, и они действительно были ей в то время.

Дети снова пели рождественские песни с гувернёрами. Затем кронпринц начал читать историю Младенца из Вифлеема. После снова песни, а второй мальчик, принц Фриц(4), продолжал рассказ о рождении Господа Нашего. Принц Альдаберт(5) заканчивал историю.

«Мама, мама давай поужинаем и пойдём к ёлке» - хором прокричали дети после успешного христославления.

Тогда все дамы и господа, включая меня, поспешили в большую обеденную залу, которая примыкала к Muschelsaal, и где стояли ели. На рождественский ужин приглашались только придворные. Все мужчины были в парадной форме своих полков, блистая золотой тесьмой и наградами.

Стол был украшен великолепно. В центре стояли большие серебряные блюда и множество цветов, оживлявших вид. <…> Ужин вышел очень веселым, и ни в коей мере не формальным. Кайзер шутил со своими ближайшими соседями и все проникались этой радостью. В завершении трапезы он подал знак, и тогда один из его егерей звонил в колокольчик и настежь открывал дверь в Muschelsaal. Императорская чета вставала из-за стола, что затем повторяли дамы и господа. Принцы и маленькая принцесса не скрывали своего волнения, ибо наступал момент, о котором они мечтали столько недель. Теперь они шли к заветным подаркам, удивляясь и радуясь нарядным ёлкам, я полностью разделяла их чувства.

Могу ли я забыть эту чудесную сцену?

Muschelsaal – одна из достопримечательностей Потсдама, которую могут видеть туристы, когда двор уезжает из Нового Дворца. Эти огромные апартаменты, построенные при Фридрихе Великом, используются для важнейших придворных мероприятий. Все его стены покрыты разнообразнейшими видами ракушек (именно поэтому зал так и называется), а колонны, украшенные разноцветными камнями (наиболее красиво, на мой взгляд, смотрелось сочетание голубого лазурита и зелёного малахита), ещё больше усиливают фантастический эффект. Только представьте себе, какую игру света они создавали, эффект блестящего калейдоскопа.

Освященный тысячами свечей, блеском инея и нитей серебра, ангел с распростертыми крыльями влетал в комнату. Разглядывание этих елей было путешествием в волшебную страну.
Дерево кайзера было самым высоким. Расположенное на красном ковре, где стояли фигуры Святого Семейства и волхвов, эта огромная ель с размашистыми ветвями, будто главенствуя, возвышалась над остальными.
Далее следовало дерево императрицы и деревья всех августейших детей, каждое последующее из которых было меньше по росту, в зависимости от возраста малышей. И последнее, снова высокое, для всех придворных дам и господ.

Я отвернулась от деревьев и увидела ряды столов, расположенных вдоль каждой из стен. Особенно выделялись два самых больших, дороговизна даров, стоявших на них, не поддаётся описанию. Это были подарки от других коронованных особ.

Из-за того ли, что это Рождество во дворце было для меня первым или из-за того, что Их Величества понимали моё недоумение в гуще такого великолепия, я не знаю, однако я была одной из первых, кому уделили внимание. Мне сказали, что кайзер хотел бы поговорить со мной. Он стоял поодаль, рядом с довольно большим столом, заваленным подарками.
- А, это вы, - сказал он, махнув рукой.

Я была так озадачена тем, что он имел в виду, что вежливо ответила утвердительно.
- Тогда это всё для вас, - беспечно объяснил кайзер, указывая на тот самый стол.
- Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь получал столько подарков, - только и смогла произнести я, удивлённая и поражённая такой неожиданной щедростью.
Казалось, он был в восторге от моей очевидной радости. Я узнала впоследствии, что не только Их Величества, но и все дамы, и некоторые господа при дворе, вместе устроили для меня это дополнительное приветствие, как новичку в их среде. Я немедленно стала рассматривать подарки, но самостоятельно унести их было невозможно.
Эти подарки показались мне очень предусмотрительными. <…>

Однако, у меня не было времени разглядывать их, поскольку принцы попросили меня посмотреть, что лежит на их столах. После этого все занялись разглядыванием, и я, к своему удивлению, узнала, что никто не собирается брать свои дары с собой этой ночью, как и в течение следующих пару дней. Действительно, в последующие вечера мы возвращались в Muschelsaal для того, чтобы снова смотреть на свои разнообразные подарки.

Думаю, все были рады скорейшему освобождению в ту ночь, поскольку из-за волнения и недель напряженной работы наступила усталость.
Так закончилось Рождество, которое я никогда не смогу забыть, ибо не только все великолепие этой сцены осталось в моей памяти, но и мысль о том, что истинный дух Рождества по-настоящему связывал и монарха, и крестьянина.


Эйтель Говард.
_______________________
(1) Ауви - домашнее прозвище четвёртого сына кайзера, Августа-Вильгельма (1887-1949).
(2) Тагернзее - курортный город и одноименное озеро в Баварии.
(3) Впоследствии, этот ритуал стал одной из рождественских традиций кайзера.
(4) Фриц - домашнее прозвище второго сына кайзера, Эйтель-Фридриха (1883-1942).
(5) Адальберт Прусский (1884-1948) - третий сын кайзера

Подборка | Не Бест? Пришли лучше!